Анализ шестой главы "Капитанская дочка"

Как ведут себя Капитан Миронов, Маша Василиса, Егоровна Иван, Игнатичь, молодой казак, отец Геросим, народ, Швабрин в момент штурма крепости

В шестой главе, где будет получено

известие о взятии Пугачевым Нижне-

Озерной крепости, расположенной

неподалеку от Белогорской, и потому

капитан Миронов примет решение

отправить дочь в Оренбург, сама

возможность разлуки, кажется,

потрясла влюбленных не меньше, чем

весть о приближении Пугачева. "Я

нарочно забыл свою шпагу и

воротился за нею: я предчувствовал,

что застану Марью Ивановну одну. В

самом деле, она встретила меня в

дверях и вручила мне шпагу.

"Прощайте, Петр Андреич! - сказала

она мне со слезами. - Меня посылают

в Оренбург. Будьте живы и счастливы;

может быть, Господь приведет нас друг

с другом увидеться; если ж нет ..." Туг

она зарыдала. Я обнял ее. "Прощай,

ангел мой, - сказал я, - прощай, моя

милая, моя желанная! Что бы со мной

ни было, верь, что последняя моя

мысль и последняя молитва будет о

тебе!" Маша рыдала, прильнув к моей

груди".

Впрочем, главу VI Гринев назвал

"Пугачевщина" и посчитал

необходимым хотя бы одним абзацем

объяснить, откуда свалилась на

Россию страшная беда. Полудикие

народы, не так давно признавшие

владыкой над собой русскою царя, еще

не привыкли к российским законам,

часто их нарушали и выходили из

повиновения. Чтобы удержать их в

нем, было построено немало

крепостей, защиту которых доверили

немногочисленным гарнизонам,

состоявшим из русских солдат и

издавна живущих на яицких берегах

казаков. Но казаки и сами любили

вольницу и ответили в 1772 году

генералу Траубенбергу на меры по

наведению порядка, предпринятые в

их войске, сильным волнением.

Бунтовщики убили Траубенберга и

были усмирены "картечью и

жестокими наказаниями".

Погашенный бунт оказался, однако,

подобен тлеющему костру, о чем

свидетельствовал, в частности,

зловещий, зашифрованный для

посторонних ушей диалог двух казаков

во второй главе "Капитанской дочки"

- хозяина постоялого двора и того

черного мужика, который сумел

вывести Петрушу из буранной мглы.

Уже этот диалог показывал, что

раздуть костер Пугачеву труда не

составит: слишком памятны для

казаков были жестокие наказания. А

уж полудикие народы рады были

поучаствовать в любых беспорядках.

Увы, инерция идеологического

противопоставления, в данном случае

Пушкина и его героя, дает о себе знать

и в постсоветских работах, по-

прежнему весьма осложняя для

читателя путь к постижению

пушкинского замысла.