Характеристика русских мореходов из былины " Мореход Никитин"

Олицетворение, прозопопея (от греч. prósōpon - лицо и poiéō - делаю), персонификация (от лат. persona - лицо, личность и facio - делаю), особый вид метафоры: перенесение человеческих черт (шире - черт живого существа) на неодушевленные предметы и явления. Можно наметить градации О. в зависимости от функции в художественной речи и литературном творчестве. 1) О. как стилистическая фигура, связанная с "инстинктом персонификации в живых языках" (А. Белецкий) и с риторической традицией, присущая любой выразительной речи: "сердце говорит", "река играет". 2) О. в народной поэзии и индивидуальной лирике (например, у Г. Гейне, С. Есенина) как метафора, близкая по своей роли к психологическому параллелизму: жизнь окружающего мира, преимущественно природы, привлечённая к соучастию в душевной жизни героя, наделяется признаками человекоподобия. Лежащее в основе таких О. уподобление природного человеческому восходит к мифологическому и сказочному мышлению, с той существенной разницей, что в мифологии через "родство" с человеческим миром раскрывается "лицо" стихии (например, отношения между Ураном - Небом и Геей - Землёй уясняются через уподобление бракосочетанию), а в фольклорном и поэтическом творчестве позднейших эпох, напротив, через олицетворённые проявления стихийно-естественной жизни раскрываются "лицо" и душевные движения человека. 3) О. как символ, непосредственно связанный с центральной художественной идеей и вырастающий из системы частных О. Так, поэтическая проза повести А. П. Чехова "Степь" пронизана О.-метафорами или сравнениями: красавец-тополь тяготится своим одиночеством, полумёртвая трава поёт заунывную песню и т. п. Из их совокупности возникает верховное О.: "лицо" степи, сознающей напрасную гибель своих богатств, богатырства и вдохновения, - многозначный символ, связанный с мыслями художника о родине, о смысле жизни, беге времени. О. такого рода близко к мифологическому О. по своей общезначимости, "объективности", относительной несвязанности с психологическим состоянием повествующего, но тем не менее не переходит черту условности, всегда отделяющую искусство от мифологии.