Анализ произведения "сон макара"

Макар - главный герой, крестьянин.

Сам автор отнес свое произведение к "святочным рассказам".

Написанный в якутской ссылке (зима 1883-го), рассказ навеян

реальными бытовыми впечатлениями молодого писателя (он жил у

крестьянина Захара Цыкунова, который и стал прототипом Макара). Но,

называя в первоначальных набросках героя Захаром, Короленко,

очевидно, недаром сменил его имя на Maкара - на него, по русской

поговорке, "все шишки валятся"; с Н другой стороны, короленковский

Макар живет именно там, : куда другой фольклорный Макар "телят не

гонял". у М. - потомок русских крестьян, житель "глухой слободки?

Чалган", затерянной "в далекой якутской тайге". Отделяя себя от

"поганых якутов", он по-русски говорит "мало и довольно плохо";

"работал он страшно, жил бедно, терпел голод и [ холод", много пил. В

канун Рождества, выпив и отправившись осматривать свои ловушки в

тайге - в надежде поймать лисицу, М. заблудился и стал замерзать. Во

сне он видит попика Ивана, умершего четыре года назад, всю свою

незадавшуюся жизнь, а потом оказывается на суде у "старого Тойона",

в котором персонифицирован Бог. Тойон начинает взвешивать грехи

М., и их оказывается так много, что Тойон велит отдать М. в наказание

церковному трапезнику в мерины. Но тут в избу входит "сын старого

Тойона" и просит отца разрешить М. "что-нибудь" сказать. ИМ., вдруг

ощутив в себе "дар слова", рассказывает в подробностях о своей жизни:

как "его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и

исправники, требуя подачи; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и

голод; гоняли морозы и жары, дожди и засухи; гоняла промерзшая

земля и злая тайга! ... Горький рассказ его сменяется яростью: "Как он

мог до сих пор выносить это ужасное бремя". Он надеялся на "лучшую

долю", но "теперь он стоял у конца, и надежда угасла ... ".

От рассказа М. заплакал старый Тойон, "старый попик Иван",

"молодые божьи работники", а чаша весов, где находились грехи М.,

"подымалась все выше и выше!".

Этот рассказ Короленко был чрезвычайно популярен у совре-

менников, а его аллегорическая подоплека позволяла давать различные

интерпретации - как революционного характера, так и сугубо

христианские. Рассказ допускает и менее драматическое толкование:

обстоятельства позволяют предположить, что М. не замерз в тайге, а

видит сон, отлеживаясь после попойки (ср. первую фразу рассказа и

начало гл. IV).

Хотя образ М. и стал хрестоматийным, его трудно отнести к

достижениям русской психологической прозы. Он решен в традициях

популярных "святочных рассказов", где на первое место ставилась

сюжетная экстравагантность, а не художественная убедительность

образов. Положительный отклик читателей обеспечило соединение

беллетристических стереотипов с социально-политической

конъюнктурой первой половины 1880-х гг., когда сам факт

развертывающегося антигосударственного террора вытеснялся в

массовом сознании общими разговорами о тяжелом положении народа.