Помогите мне сделать анализ стихотворения Одиссей

Стихотворение Бродского "Одиссей Телемаку" Людмила Зубова Стихотворение "Одиссей Телемаку", написанное в 1972 г., когда Иосиф Бродский был вынужден эмигрировать, говорит об изгнании как судьбе и подводит итог прожитой жизни: Мой Телемак, Троянская война окончена. Кто победил - не помню. Должно быть, греки: столько мертвецов вне дома бросить могут только греки. И все-таки ведущая домой дорога оказалась слишком длинной, как будто Посейдон, пока мы там теряли время, растянул пространство. Мне неизвестно, где я нахожусь, что предо мной. Какой-то грязный остров, кусты, постройки, хрюканье свиней, заросший сад, какая-то царица, трава да камни. Милый Телемак, все острова похожи друг на друга, когда так долго странствуешь, и мозг уже сбивается, считая волны, глаз, засоренный горизонтом, плачет, и водяное мясо застит слух. Не помню я, чем кончилась война, и сколько лет тебе сейчас, не помню. Расти большой, мой Телемак, расти. Лишь боги знают, свидимся ли снова. Ты и сейчас уже не тот младенец, перед которым я сдержал быков. Когда б не Паламед, мы жили вместе. Но, может быть, и прав он: без меня ты от страстей Эдиповых избавлен, и сны твои, мой Телемак, безгрешны (Б., II: 301) 1. Это стихотворение - о том, что всегда находилось в центре внимания Бродского: "меня более всего интересует и всегда интересовало на свете время и тот эффект, какой оно оказывает на человека, как оно его меняет, как обтачивает С другой стороны, это всего лишь метафора того, что, вообще, время делает с пространством и с миром" (Бродский, 1990: 285). В стихотворении "Я как Улисс." (1961), можно видеть предтекст и предчувствие "Одиссея Телемаку": "гони меня, ненастье по земле, / хотя бы вспять, гони меня по жизни. / гони меня, как новый Ганимед / хлебну зимой изгнаннической чаши / и не пойму, откуда и куда / я двигаюсь, как много я теряю / во времени, в дороге повторяя: / ох, Боже мой, какая ерунда. / Мелькай, мелькай по сторонам, народ, / я двигаюсь, и, кажется, отрадно, / что, как Улисс, гоню себя вперед, / но двигаюсь по-прежнему обратно". В стихотворении "Письмо в бутылке", написанном в 1964 г. в Норенской, Улисс предстает преувеличенно романтическим персонажем2 : "Сирены не прячут прекрасных лиц / и громко со скал поют в унисон, / когда весельчак-капитан Улисс / чистит на палубе смит-вессон". Тон этих строк резко контрастирует с жанром предсмертного письма, что и обнаруживается далее в тексте: "Я честно плыл, но попался риф, / и он насквозь пропорол мне бок. / Но, несмотря на бинокли, я / не смог разглядеть пионерский пляж. / Я вижу, что я проиграл процесс". Там же имеются строки: "Ундина под бушпритом слезы льет / из глаз, насчитавших мильярды волн я счет потерял облакам и дням". Затем образ Улисса появляется - совсем в другой тональности - в тексте "Прощайте, мадемуазель Вероника" (1967), где возникает тема сына: " то лет через двадцать, когда мой отпрыск, / не сумев отоварить лавровый отблеск, сможет сам зарабатывать, я осмелюсь ". Там же произнесены слова "Греческий принцип маски / снова в ходу; с тоской Улисса". Очевидная биографическая отнесенность мифологических сюжетов и персонажей в поэтике Бродского иногда приводит к упрощению интерпретации: "Почти каждое стихотворение И. Бродского после 1965 года оказывается при тщательном анализе лишь формой опосредования какой-либо конкретной личной ситуации - ситуации, которой придается значительность за счет введения ее в круг классических мифологических сюжетов" (Каломиров, 1986: 223).