Краткое содержание "Случай с классиком" А. П. Чехов

Собираясь идти на экзамен греческого языка, Ваня Оттепелев перецеловал все иконы. В животе у него перекатывало, под сердцем веяло холодом, само сердце стучало и замирало от страха перед неизвестностью. Что-то ему будет сегодня? Тройка или двойка? Раз шесть подходил он к мамаше под благословение, а уходя, просил тетю помолиться за него. Идя в гимназию, он подал нищему две копейки, в расчете, что эти две копейки окупят его незнания и что ему, бог даст, не попадутся числительные с этими тессараконта и октокайдека[1].

Воротился он из гимназии поздно, в пятом часу. Пришел и бесшумно лег. Тощее лицо его было бледно. Около покрасневших глаз темнели круги.

- Ну, что? Как? Сколько получил? - спросила мамаша, подойдя к кровати.

Ваня замигал глазами, скривил в сторону рот и заплакал. Мамаша побледнела, разинула рот и всплеснула руками. Штанишки, которые она починяла, выпали у нее из рук.

- Чего же ты плачешь? Не выдержал, стало быть? - спросила она.

- По ... порезался ... Двойку получил ...

- Так и знала! И предчувствие мое такое было! - заговорила мамаша. - Ох, господи! Как же ты это не выдержал? Отчего? По какому предмету?

- По греческому ... Я, мамочка ... Спросили меня, как будет будущее от "феро", а я ... я вместо того, чтоб сказать "ойсомай", сказал "опсомай". Потом ... потом ... облеченное ударение не ставится, если последний слог долгий, а я ... я оробел ... забыл, что альфа тут долгая ... взял да и поставил облеченное. Потом Артаксерксов велел перечислить энклитические частицы ... Я перечислял и нечаянно местоимение впутал ... Ошибся ...

Он и поставил двойку ... Несчастный ... я человек ... Всю ночь занимался ... Всю эту неделю в четыре часа вставал ...

- Нет, не ты, а я у тебя несчастная, подлый мальчишка! Я у тебя несчастная! Щепку ты из меня сделал, ирод, мучитель, злое мое произволение! Плачу за тебя, за дрянь этакую непутящую, спину гну, мучаюсь и, можно сказать, страдаю, а какое от тебя внимание? Как ты учишься?

- Я ... я занимаюсь. Всю ночь ... Сами видели ...

- Молила бога, чтоб смерть мне послал, не посылает, грешнице ... Мучитель ты мой! У других дети, как дети, а у меня один-единственный - и никакой точки от него, никакого пути. Бить тебя? Била бы, да где же мне сил взять? Где же, божья матерь, сил взять?

Мамаша закрыла лицо полой кофточки и зарыдала. Ваня завертелся от тоски и прижал свой лоб к стене. Вошла тетя.

- Ну, вот ... Предчувствие мое ... - заговорила она, сразу догадавшись, в чем дело, бледнея и всплескивая руками. - Всё утро тоска ... Ну-у, думаю, быть беде ... Оно вот так и вышло ...

- Разбойник мой, мучитель! - проговорила мамаша.

- Чего же ты его ругаешь? - набросилась на нее тетя, нервно стаскивая со своей головки платочек кофейного цвета. - Нешто он виноват? Ты виноватая! Ты! Ну, с какой стати ты его в эту гимназию отдала? Что ты за дворянка такая? В дворяне лезете? А-а-а-а ... Как же, беспременно, так вот вас и сделают дворянами! А было бы вот, как я говорила, по торговой бы части ... в контору-то, как мой Кузя ... Кузя-то, вот, пятьсот в год получает. Пятьсот - шутка ли? И себя ты замучила, и мальчишку замучила ученостью этой, чтоб ей пусто было. Худенький, кашляет ... погляди: тринадцать лет ему, а вид у него, точно у десятилетнего.

- Нет, Настенька, нет, милая! Мало я его била, мучителя моего! Бить бы нужно, вот что! У-у-у ... иезуит, магомет, мучитель мой! - замахнулась она на сына. - Пороть бы тебя, да силы у меня нет. Говорили мне прежде, когда он еще мал был: "Бей, бей" ... Не послушала, грешница. Вот и мучаюсь теперь. Постой же! Я тебя выдеру! Постой ...

Мамаша погрозила мокрым кулаком и, плача, пошла в комнату жильца. Ее жилец, Евтихий Кузьмич Купоросов, сидел у себя за столом и читал "Самоучитель танцев". Евтихий Кузьмич - человек умный и образованный. Он говорит в нос, умывается с мылом, от которого пахнет чем-то таким, от чего чихают все в доме, кушает он в постные дни скоромное и ищет образованную невесту, а потому считается самым умным жильцом. Поет он тенором.

- Батюшка! - обратилась к нему мамаша, заливаясь слезами. - Будьте столь благородны, посеките моего ... Сделайте милость! Не выдержал, горе мое! Верите ли, не выдержал! Не могу я наказывать, по слабости моего нездоровья ... Посеките его заместо меня, будьте столь благородны и деликатны, Евтихий Кузьмич! Уважьте больную женщину!

Купоросов нахмурился и выпустил сквозь ноздри глубочайший вздох. Он подумал, постучал пальцами по столу и, еще раз вздохнув, пошел к Ване.

- Вас, так сказать, учат! - начал он. - Образовывают, ход дают, возмутительный молодой человек! Вы почему?

Он долго говорил, сказал целую речь. Упомянул о науке, о свете и тьме.

- Н-да-с, молодой человек!

Кончив речь, он снял с себя ремень и потянул Ваню за руку.

- С вами иначе нельзя! - сказал он.

Ваня покорно нагнулся и сунул свою голову в его колени. Розовые, торчащие уши его задвигались по новым триковым брюкам с коричневыми лампасами ...

Ваня не издал ни одного звука. Вечером, на семейном совете, решено было отдать его по торговой части