Фанастическии истории

Константин ворвался в вагончик и принялся радостно будить друга, безмятежно посапывавшего на узком топчанчике. - Ты чего? - открыл глаза тот. - Случилось что? Впрочем, последний вопрос был явно излишним. Судя по довольной, широкой улыбке Россошанского, можно сказать, от уха до уха, и без того было ясно, что случилось, причем явно хорошее. Даже нет, скорее уж замечательное. Константин от возбуждения даже не мог спокойно стоять на месте - все время переминался с ноги на ногу, готовый то ли пуститься в пляс, то ли просто сорваться с места бежать обратно, туда, где ждало нечто столь обрадовавшее его. - Сам все увидишь, - шепнул он, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить во весь голос, и на всякий случай напоминая: - Только, Валер, тсс ... Тот понимающе кивнул и покосился в сторону соседнего топчанчика. На нем, безмятежно и широко раскинув во все стороны ножонки и ручонки, спал младший сын Константина, пятилетний Миша. - А сколько сейчас времени? - вполголоса осведомился Валерий. - Семь утра, - посмотрев на часы, ответил Константин и поторопил: - Давай быстрее. Может, помощь наша понадобится, как тогда мне. Звучало многозначительно и весьма загадочно, так что одевался Валерий торопливо, а пуговицы рубашки застегивал вообще на ходу, уже выйдя из вагончика. То, что так обрадовало его друга, он заметил сразу, едва бросил первый взгляд на камень, точнее в его сторону, поскольку самой каменной глыбы он не увидел - лишь густой молочный туман, плотно окружавший ее отовсюду. В это утро он не клубился, как обычно, лениво и неспешно раскидывая свои языки, которые сейчас бестолково и очумело метались из стороны в сторону. Если бы туман был живым существом, можно было бы смело сказать, что оно ведет себя так, будто находится в совершенной растерянности и не понимает, что ему теперь делать и как быть дальше. Да и изрядно истончившиеся языки его теперь больше напоминали некие щупальца, которые судорожно стремились ухватить нечто невидимое, вот только никак не могли найти свою добычу, а потому беспорядочно дергались, то свиваясь в клубок, то вновь резко выпрямляясь, словно выстреливая и выскакивая своими тонкими концами за невидимую границу, которую ранее туман никогда не нарушал. - Видал, что мой Федька вытворяет?! - восторженно выкрикнул Константин другу, кивая на кипящее белое марево. Тот кивнул в ответ, затем открыл было рот, чтобы выразить свои сомнения насчет истинного виновника этого кипения, но, покосившись на радостное лицо Константина, промолчал."Пусть будет Федька, - подумал он. - Тем более, судя по происходящему, все равно скоро выяснится, кто это там бушует внутри него". А Константин не унимался. - Слушай, а когда я вылезал, ну тогда, там тоже такое творилось? - поинтересовался он, но, даже не обратив внимания на неопределенную гримасу на лице Валерия и не дожидаясь ответа, весело заметил: - Не иначе как тоже не один выкарабкивается - вон как все искрит. Наверное, высмотрел себе какую-нибудь княжну, вот и прет вместе с нею напролом. Валерий крякнул - он-то помнил, что было тогда, при появлении Константина, - и невольно подумал, что если так оно на самом деле, то в этой княжне никак не меньше веса, чем в годовалом слоненке. - А что, он у меня хват, ты не думай! - горячо и даже чуточку обиженно, словно услышал от друга некое возражение своему предположению, возмутился Константин. - Ему такое запросто! Валерий и тут сдержал себя, отделавшись молчаливым кивком и ничего не говоря в ответ, хотя хорошо помнил, что там, в пещере под Старицей, все выглядело иначе. Не было тогда этих извивающихся и продолжающих беспорядочно метаться из стороны в сторону щупальцев, да и искрило совсем по-другому. Те блестящие точечки вспыхивали и гасли как-то спокойно, словно огоньки на огромном пульте некой машины, деловито выполняющей обычную программу. Тут же в их мельтешении явно чувствовался самый настоящий хаос - нечто вроде непредвиденного сбоя в программе. Валерий прищурился, старательно вглядываясь в искры и досадуя, что в спешке не подумал прихватить из вагончика очки, а при близорукости рассмотреть происходящее более отчетливо не получалось, и недовольно поморщился, заметив еще одно отличие. Если тогда искорки были одинаковыми, бесцветно блестящими, то сейчас они сверкали разноцветьем - все цвета радуги, и не только: хватало и совсем черных, причем последних с каждой последующей секундой становилось все больше и больше. - Это уже не сбой в программе, а какая-то ... агония, - невольно проворчал он и тут же испуганно покосился в сторону стоящего рядом друга - не услышал ли. Но Константину было не до того. Он продолжал восторженно глядеть на творившееся вокруг камня и еле слышно что-то шептал. Валерий прислушался. - Ну же! Давай, милый, давай, родной! Ты хоть палец покажи, а уж там мы тебя мигом ... Валерий перевел взгляд на туман и помрачнел еще сильнее - он уже не выглядел белоснежным. Кое-где молочная белизна его отливала нездоровой желтизной, а там, в самой глуби, и мертвенной синевой.