Сочинение на тему любви в "капитанской дочке".

Гринева, пишет исследователь, суд осудил "с точки зрения формальной законности дворянского государства справедливо". (Запомним это.) Затем дело перешло к императрице. Судьба Гринева в ее руках, она "должна осуществить правосудие и, следовательно, осудить Гринева". (Обратим внимание на логику этого заявления.) И, наконец, вывод: в императрице торжествует человек, и она, проявляя милость, освобождает осужденного Гринева. Как видим, утверждение, что Пушкин исповедовал утопическую идею о превращении политики в человечность, зиждется на толковании освобождения Гринева как милости Екатерины II, приравненной к милости Пугачева. С этим трудно согласиться. Как справедливо писал исследователь, "Капитанская дочка" "настолько общеизвестное произведение", что всякое отступление от текста или "грубое насилие над пушкинским текстом" легко обнаруживаются.

Разберемся в предложенных аргументах. Исследователь утверждает, что суд осудил Гринева справедливо. Обратимся к тексту романа. Исходное обвинение, послужившее поводом для ареста, было сформулировано членом Следственной комиссии так: "по какому случаю и в какое время вошел я в службу к Пугачеву и по каким поручениям был я им употреблен?" Естественная реакция Гринева: "Я отвечал с негодованием, что я, как офицер и дворянин, ни в какую службу к Пугачеву вступать и никаких поручений от него принять не мог". Негодование Гринева оправданно, и он отвечал суду искренне. Мы знаем, что обвинение это - вымысел, оно не соответствует фактам подлинного поведения Гринева.

Возможность измены Гринева как бы подсказывалась судьям странной судьбой Гринева: его не повесил Пугачев, был он на "пирушке" у "злодеев", принял "от главного злодея подарки, шубу, лошадь и полтину денег". Гринев разъяснил: "как началось мое знакомство с Пугачевым в степи во время бурана; В этом сообщении важно то, что судьи были предубеждены против Гринева и что основой этой предубежденности явился донос Швабрина. Швабрин "повторил обвинения свои": "по его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе; что наконец явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца".

Показания эти были откровенной ложью, грубым оговором. Пушкин сознательно подготовил читателя для восприятия их лживости. Да, Гринев из Оренбурга приезжал в мятежную слободу к Пугачеву, но он не служил у Пугачева, не был его шпионом. Более того, мы знаем, что на вопрос Пугачева о положении в Оренбурге он ответил неправду:

- Теперь скажи, в каком состоянии ваш город. - Слава богу, - отвечал я; - всё благополучно. - Благополучно? - повторил Пугачев. - А народ мрет с голоду.

Самозванец говорил правду; но я по долгу присяги стал уверять, что все это пустые слухи и что в Оренбурге довольно всяких запасов". Соратники Пугачева уличили Гринева в обмане. Да, Гринев выезжал из Оренбурга, чтобы "перестреливаться с пугачевскими наездниками", но он не передавал им никаких письменных известий для Пугачева.

Верный своему решению не впутывать в следствие Марью Ивановну, Гринев отказался давать объяснения, почему он ездил с Пугачевым в Белогорскую крепость. Он заявил, что держится "первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе сказать" не может. Итак, Гринева осудили по подозрению в измене, в "участии в замыслах" Пугачева, осудили на основании ложного доноса. Я подчеркиваю: формула при-говора-"участие в замыслах бунтовщиков"-основана на показаниях Швабрина, что Гринев был у Пугачева шпионом, что он изменил присяге и служил у самозванцу. Пушкин не только раскрывал глубокую несправедливость царского суда, но еще и связал воедино ложный донос Швабрина и действие судей; клевета подлого человека и предателя оказалась облаченной в форму приговора суда. Как же можно заявлять, что суд осудил Гринева справедливо?

Несправедливость и неосновательность судейских подозрений Гринева оттенена Пушкиным в специально написанном эпизоде, в котором рассказывалось об отношении Гринева-отца к аресту своего сына. Военный, требовательный к себе человек и дворянин с развитым чувством чести, он, узнав об аресте, немедленно начал свое "следствие": допросил свидетелей событий - Марью Ивановну и Савелъича.

а в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ее ног собака; за Екатериной деревья и памятник Румянцеву. Лицо императрицы полно и румяно".